Максим Соколов, для РИА Новости
Двадцать пятого января, за три дня до воскресной "забастовки избирателей", которая, по замыслу организаторов, должна была потрясти Россию и мир, возглавитель забастовки А. А. Навальный выступил с воззванием "Первый шаг к победе", в котором указал, что "мы стали сильными и большими", "мы располагаем мощной политической инфраструктурой", а равно и "потрясающей IT-инфрактруктурой", мы "смелые и отважные", "совместными усилиями мы создали потрясающую базу для работы и готовы действовать гораздо эффективнее".Эту "гораздую эффективность" можно было наблюдать через три дня, 28 января. Зрелище было столь убогое, что самые рьяные симпатизанты А. А. Навального предпочли закрыть завесу жалости над этой потрясающей сценой.
Притом что наличие самых острых проблем в российском быту никто не отрицает, а бить по режиму в момент выборов есть классика революционной борьбы. Так протратить все полимеры — это надо уметь. Столь убогий результат объясняется выбором принципиально неверной политической технологии — она же политическая мифология.
Успешное политическое лидерство всегда связано с каким-то мифом. Чисто рациональная, без гнева и пристрастия, оценка политического деятеля, хотя и возможна (с поправкой на возможные ошибки), но не будет пользоваться особенным спросом, потому что в этой бесчувственно-рациональной оценке будут отсутствовать чудо, тайна и авторитет, составляющие основу власти.Так что миф как таковой и не хорош, и не плох — он просто неотъемлемая составляющая политического процесса. Другое дело, как политик им пользуется. Удачное использование правильно выбранного мифа может привести к вершине власти, а неудачное и неправильного — наоборот. А с мифами, между прочим, обеспечивающими рост числа приверженцев, у А. А. Навального все обстоит не очень хорошо.
Изначально был задействован либерально-демократический миф, заключающийся в том, что есть злочинна влада, подавляющая все светлое и живое, и есть отважный оппозиционер, при котором падет произвол и восстанет народ, великий, могучий, свободный, после чего Россия воспрянет посреди человеческих прав.
В принципе, этот миф бывает очень полезен в политическом хозяйстве (то есть в карьере), чему есть достаточно примеров. Но для лучшего результата использующему этот миф разумно руководствоваться заветами В. И. Ленина: "Назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно — более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение".Терпимость, лояльность, вежливость и внимательность к товарищам, продемонстрированные А. А. Навальным, таковы, что вызывают сильную изжогу даже у безусловно оппозиционных граждан. Образу, условно говоря, российского Вацлава Гавела, о котором мечтает либеральная общественность, это совсем никак не соответствует, что порождает сильный диссонанс. И дело не только в эстетических разногласиях. Не нужно сверхъестественной прозорливости, чтобы задуматься: если человек проявляет такие приятные свойства натуры, когда его власть распространяется лишь на немногих соратников, что же будет, когда он будет властвовать над всей Россией? Это уже вопрос не эстетики, а простого самосохранения, которое порой даже прогрессивной общественности не бывает чуждо.
На то можно возразить, что плевал оппозиционер на такие мерехлюндии попутчиков — ведь все отмеченные В. И. Лениным недостатки И. В. Сталина не помешали тому сделать блестящую карьеру. Не помешали, поскольку Сталин пользовался не либерально-демократическим мифом, но мифом сугубо авторитарным — если не тоталитарным."От края до края, по горным вершинам,
Где вольный орел совершает полет,
О Сталине мудром, родном и любимом,
Прекрасную песню слагает народ" —
о терпимости и лояльности здесь ничего не сказано, что, однако, не препятствовало народу слагать прекрасные песни. Почему бы и А. А. Навальному не использовать сходный миф и тоже не сделаться родным и любимым?
Все так, но тоталитарные песнопения бывают двух сортов. Бывает возвеличивание божественного вождя и бывает восхваление верных соратников. Анализ апологетических текстов показывает, что песнопения первого сорта практически отсутствуют. Прекрасные песни слагаются скорее о батыре Навальном —
"С бойцами он ласков, с врагами суров,
В боях закаленный, отважный Ежов…
Великого Сталина преданный друг,
Ежов разорвал их предательский круг.
Раскрыта змеиная вражья порода
Глазами Ежова — глазами народа…
Ты — пуля для всех скорпионов и змей,
Ты — око страны, что алмаза ясней".
Но тут проблема даже не в том, что судьбы преданных соратников порой бывают превратны — см. судьбу того же батыра Ежова, а в том, что в мифологическом пространстве нарком Ежов, г-н де Тревиль, граф Роланд, etc. — это лишь паладины при верховном владыке. Если А. А. Навальный встраивается именно в этот ряд — а в другой, как мы видим, не получается, — то возникает вопрос: "А кто в данном случае верховный властитель, которому А. А. Навальный верно служит?"
Вопрос не конспирологический, а чисто мифологический — или, говоря современным языком, политтехнологический. Кто дергает оппозиционера за веревочку, мы не знаем. Может быть, никто, и это он сам себя дергает. Но когда он выступает в роли бесстрашного батыра Ежова, а мудрый вождь, которому батыр преданно служит, в мифологической схеме отсутствует, получается не мощный тоталитарный миф, а сапоги всмятку. Как прежде те же самые сапоги получались с мифом либерально-демократическим.
Все эти рассуждения — не бог весть какая премудрость, но, вероятно, в Йеле таким вещам не учат, ограничиваясь тем, чтобы привить обучаемому простейшие навыки коммивояжера, у самого же коммивояжера думалка совсем слабая.При таких изъянах в обучении и после потрясающей забастовки избирателей остается единственный вопрос: кем завершит свою политическую карьеру А. А. Навальный — зазывалой в ярмарочном балагане или агентом по страхованию.